начало повести двумя постами выше
ПЕРВЫЙ ИЗ МОГИКАН
БИТВА ЗА АЭРОПОРТ
— Эти месяцы, что мы были в аэропорту, дались очень тяжело как физически, так и морально, — продолжает Москва. — Мы почти не спали, ведь в мороз нам нужно было каждые три часа прогревать танк, чтобы он всегда был в боевой готовности на случай прорыва. Только рассвет, а мы уже работаем и работаем, пока не стемнеет. Я, бывало, делал по семь выездов на боевые. А это значит, что пашешь ты без остановки: только отработал конвейер, сразу обратно грузить следующий и тут же — выезд на боевую! Когда темнело, выезды мы обычно прекращали. Но меня как командира взвода Гиви выдергивал к себе на совещания, обсуждения обстановки, боевых позиций, которые я выбрал…
Помню, были моменты, когда реально засыпал на ходу. Был, как робот, который на автомате выполняет свои функции, и стоило мне просто присесть, как я начинал клевать носом. Да еще и спать ночью нормально мешало то, что в бытовке мы были как килька в бочке — так тесно, что перевернуться на другой бок и то проблема.
За несколько месяцев до своего первого сильного ранения я получил контузии — у танкистов это вообще профессиональная болезнь. У меня их три: слабая, средняя и очень сильная. Первую получил, когда мы стояли на боевой позиции. По нам четко отработала арта, видимо, были в зоне видимости корректировщика. 42-тонный танк аж качало, причем неслабо. Шрапнель бьет по броне, на улице мороз, в танке холод, а я сижу весь мокрый и молюсь, только бы не прилетело по нам. Одно прямое попадание — БК рванет и всё! Три мины упали совсем рядом. Броня, конечно, выдержала, но контузию я получил.
Вторая была, когда я вышел от Бати на «девятке». Коридор. Справа квартиры, где располагались бойцы, а левая сторона смотрела на аэропорт, и жить там было смертельно опасно, так как туда постоянно прилетало. И вот, иду я по этому коридору и буквально в пяти метрах впереди, как в замедленной съемке в кино, вылетает металлическая дверь и бьется о стену напротив. Меня тут же обдает бетонной шрапнелью: в ноги, левую руку и немного по корпусу, но больше по низу почему-то! В ушах звон, вокруг всё в пыли, дышать нечем. Я даже не помню, как меня подняли и перенесли в п на помещение на несколько этажей ниже.
Когда я чуть очухался и осмотрелся — руки и ноги на месте, все основное цело. Ну, подумаешь, много небольших кровоточащих ран — сразу сказал, что в больницу не поеду, пару дней отлежусь, наконец, высплюсь, и все будет нормально. Тогда я еще не понимал, насколько страшными бывают последствия после контузий в дальнейшей жизни… Плюс ко всему могу сказать из собственного опыта: бывает, лучше получить металлические осколки — они попадают в тело раскаленными и сразу образуют вокруг себя капсулы. Люди живут с ними всю жизнь. А из-за попадания бетонной крошки начинается абсцесс. Хорошо, что у нас была замечательный медик. Она достала самые крупные куски в первый же день, и сильных мучений из-за этого у меня не было.
Третья, самая страшная контузия могла стоить жизни! Мы ждали заправщик. Тишина, «укры» не кроют. Ставим три танка так, чтобы было удобно заправить сразу все, не кружась ни нам, ни заправочной машине. Это сейчас я понимаю, что сами виноваты. Нам же не объяснял никто, как можно и как нельзя — всему учились на своих ошибках.
Уже залили полный бак, когда начали падать мины. Я почти успел нырнуть вниз на место мехвода. Только голова оставалась выше брони, когда в метре от танка рванула мина. Повезло, что прилет был близко — осколки ушли под танк. Но взрывной волной меня контузило так, что я потерялся. Заправщик спасло то, что он стоял за мной… Совсем не помню, как мы разъехались, что было дальше. В себя пришел, только когда приехал наш ротный. И в этот раз я отказался от больницы и остался с парнями на позиции, под мостом. Неделю я вообще был сам не свой и даже вспоминать не хочу, да и особо не помню это время, только по рассказам парней. Спасибо им, что терпели меня и следили, чтобы я чего не натворил!
продолжение ниже
